Я летающий волк. Я слышу, как пахнут твои мысли. Я смотрю на тебя его глазами. Съешь меня! Или я съем тебя ;)
Мне бы сейчас сидеть и зубрить свои хвосты, коли дали шанс но...
В Забайкалье снова горит Алханай. Древний разрушенный вулкан, буддийская святыня, странное, действительно какое-то мистическое место, пропахшее золотой лихорадкой, намоленное паломниками, мифологизированное местными жителями... А ныне уникальный хвойный, по преимуществу лиственно-кедровый заповедник, практически полностью уничтоженный лесными пожарами в 2012 году.
Я был там в 2014. Лес только-только начинал поднимать голову после ада, устроенного, как тогда сказали, туристами-паломниками. Странное, жутковатое и, вместе с тем, завораживающее и восхищающее какой-то жизнеутверждающей силой зрелище. Я ходил не туристическими тропами, на них порядок навели почти сразу же после пожаров, меня вели старыми промысловыми маршрутами, которыми когда-то шли охотники из местных и мальчишки за кедровыми орехами, а позже геологическая разведка. Именно что маршруты, направления даже. Дорог там никогда и не было, а после пожара не осталось и троп. Остовы выгоревших хвойных гигантов, рухнувшие стволы старых берез, рассыпающиеся в пепел и труху под ногами, почерневшие и местами оплавившиеся камни на россыпях, между которыми выгорел слой почвы где на 20-30 сантиметров, а где и на добрые полтора метра, обнажив "выворотни" - коряги мертвых корней, словно выползших из-под земли не то гигантских пауков, не то каких-то и вовсе неведомых чудовищ. Несколько раз я проваливался в такие прикрытые навалами сучьев и свежим подлеском прогары, едва не оставив там руки, ноги и технику. Черными струпьями свернувшийся на скалах обожженный мох и лишайник хрустел под ногами... А вокруг поднималась жизнь. Под камнями, лишь местами пока что выходя на поверхность, шумела Курлукта и ее родники-притоки, камни по ее берегам покрывались свежим мягким лохматым зеленым мхом, затягивая рыжие рубцы выгоревшего предшественника, на обожженных стволах выше трех-четырех метров проклевывались почки и тянулись к небу прошлогодние живые и гибки ветки. Цепляясь за скудную почву, сохранившуюся между камней, поднимался густой подлесок из тонких березок и лиственниц. Кедрачу, конечно, потребуется на восстановление много, много больше, но и он оказался не потерян, на чудом уцелевшей среди обуглившихся камней розетке стланика набухало несколько кедровых шишек. А значит будут семена, будут новые кедры. Шмыгнула белка, крикнула сойка, а ближе к вершине хребта, зацепившись за очередной выворотень, я спугнул притаившегося местах в пятидесяти молодого изюбря. Сухой, покореженный, изуродованный лес медленно, но упорно возвращал себе свое, затягивал молодой зеленью шрамы. Выходили мы из леса глухой ночью, ощущая на себе чей-то пристальный, но не враждебный взгляд, а уже на краю леса, у самой деревни, резко обернувшись я наконец заметил на фоне луны мелькнувший совиный силуэт. Провожала, значит. Тогда уходя оттуда я думал о том, что нет ничего сильнее воли к жизни самой природы, силы тайги и такого вот леса.
А теперь все это снова горит. Горит и практически не тушится. Местность действительно сложно проходимая даже с легким рюкзаком и фотоаппаратом, а для пожарников с техникой и вовсе, наверное, непролазная. У этого невероятного места хватило сил однажды вернуться к жизни после практически полного уничтожения. Хватит ли сил еще раз, не знаю...
В Забайкалье снова горит Алханай. Древний разрушенный вулкан, буддийская святыня, странное, действительно какое-то мистическое место, пропахшее золотой лихорадкой, намоленное паломниками, мифологизированное местными жителями... А ныне уникальный хвойный, по преимуществу лиственно-кедровый заповедник, практически полностью уничтоженный лесными пожарами в 2012 году.
Я был там в 2014. Лес только-только начинал поднимать голову после ада, устроенного, как тогда сказали, туристами-паломниками. Странное, жутковатое и, вместе с тем, завораживающее и восхищающее какой-то жизнеутверждающей силой зрелище. Я ходил не туристическими тропами, на них порядок навели почти сразу же после пожаров, меня вели старыми промысловыми маршрутами, которыми когда-то шли охотники из местных и мальчишки за кедровыми орехами, а позже геологическая разведка. Именно что маршруты, направления даже. Дорог там никогда и не было, а после пожара не осталось и троп. Остовы выгоревших хвойных гигантов, рухнувшие стволы старых берез, рассыпающиеся в пепел и труху под ногами, почерневшие и местами оплавившиеся камни на россыпях, между которыми выгорел слой почвы где на 20-30 сантиметров, а где и на добрые полтора метра, обнажив "выворотни" - коряги мертвых корней, словно выползших из-под земли не то гигантских пауков, не то каких-то и вовсе неведомых чудовищ. Несколько раз я проваливался в такие прикрытые навалами сучьев и свежим подлеском прогары, едва не оставив там руки, ноги и технику. Черными струпьями свернувшийся на скалах обожженный мох и лишайник хрустел под ногами... А вокруг поднималась жизнь. Под камнями, лишь местами пока что выходя на поверхность, шумела Курлукта и ее родники-притоки, камни по ее берегам покрывались свежим мягким лохматым зеленым мхом, затягивая рыжие рубцы выгоревшего предшественника, на обожженных стволах выше трех-четырех метров проклевывались почки и тянулись к небу прошлогодние живые и гибки ветки. Цепляясь за скудную почву, сохранившуюся между камней, поднимался густой подлесок из тонких березок и лиственниц. Кедрачу, конечно, потребуется на восстановление много, много больше, но и он оказался не потерян, на чудом уцелевшей среди обуглившихся камней розетке стланика набухало несколько кедровых шишек. А значит будут семена, будут новые кедры. Шмыгнула белка, крикнула сойка, а ближе к вершине хребта, зацепившись за очередной выворотень, я спугнул притаившегося местах в пятидесяти молодого изюбря. Сухой, покореженный, изуродованный лес медленно, но упорно возвращал себе свое, затягивал молодой зеленью шрамы. Выходили мы из леса глухой ночью, ощущая на себе чей-то пристальный, но не враждебный взгляд, а уже на краю леса, у самой деревни, резко обернувшись я наконец заметил на фоне луны мелькнувший совиный силуэт. Провожала, значит. Тогда уходя оттуда я думал о том, что нет ничего сильнее воли к жизни самой природы, силы тайги и такого вот леса.
+7
А теперь все это снова горит. Горит и практически не тушится. Местность действительно сложно проходимая даже с легким рюкзаком и фотоаппаратом, а для пожарников с техникой и вовсе, наверное, непролазная. У этого невероятного места хватило сил однажды вернуться к жизни после практически полного уничтожения. Хватит ли сил еще раз, не знаю...
-
-
27.05.2016 в 23:36Надеюсь там хоть дожди что ли пойдут. Или авиация пожарная справится. А то просто какой-то многострадальный заповедник этот.